Наследие Александра Георгиевича Заковряшина (1899—1945) — одна из самых ярких страниц в истории сибирского искусства первой трети XX века. Этот талантливый мастер станковой и журнальной графики отличался неутомимым творческим воображением, постоянно стремясь к новым художественным поискам. Его активное участие в художественной жизни Сибири в 1920-1930-е годы сыграло важную роль в формировании местных графических традиций.

Хотя Заковряшин не имел профессионального образования, он с увлечением экспериментировал с различными темами, жанрами и графическими техниками. Его творческий путь начался в Минусинске в середине 1920-х годов, где он с ранних этапов обратил внимание на рисунок и линогравюру, что стало основой его дальнейших работ. Здесь же сформировалась его потребность в творческом обмене с коллегами, что привело к созданию первой коллективной выставки местных художников в 1926 году и организации группы общества «Новая Сибирь».

В 1927 году Заковряшин переехал в Новосибирск, ставший к тому времени центром сибирского искусства. Он участвовал во Всесибирском съезде художников, экспонировался на Первой Всесибирской выставке и активно сотрудничал с редакциями местных журналов.

В период с 1930 по 1934 годы Александр Георгиевич Заковряшин проживал в Томске, где работал в газете «Красное знамя». В это время он активно совершал творческие поездки в Нарымский край и отправлял свои работы на краевые выставки Западной Сибири, которые проходили в Новосибирске (1933 и 1934 годы).

В 1935 году Заковряшин кратковременно вернулся в Новосибирск, после чего переехал в Алма-Ату. Здесь он продолжал участвовать в художественной жизни, выставляя свои произведения на экспозициях художников Казахстана и Средней Азии как в Алма-Ате, так и в Москве (1938—1943 годы).

Большая часть его художественного наследия, которое ныне хранится в Новосибирском художественном музее, была создана им в Сибири. Однако лишь немногие работы в коллекции относятся к периоду после его переезда в Алма-Ату. Среди них выделяется серия рисунков на почтовых карточках, которые Заковряшин отправлял своему другу Александру Петровичу Моисеенко (1889—1962) в Новосибирск в период с 1937 по 1942 годы.

Моисеенко, как и Заковряшин, не получил художественного образования, но их дружба, начавшаяся в Минусинске в начале 1920-х годов, была скреплена общим интересом к искусству и археологии.

Переехав в Енисейскую губернию, Александр Петрович Моисеенко использовал любую возможность для изучения истории искусства и овладения живописным мастерством. Однако биографические сведения, хранящиеся в научном архиве Новосибирского художественного музея, показывают, насколько ограниченными были эти возможности. В одном из документов говорится: «Материалов для живописи не было совсем». Моисеенко самостоятельно учился готовить краски, создавать холсты и кисти. Всё, что он мог найти в библиотеках по живописи, он многократно переписывал и перечитывал. Однажды он встретил старого поселенца, чей отец когда-то торговал красками в Москве, что помогло ему овладеть некоторыми техническими навыками. Моисеенко самостоятельно тер краски, грунтовал мешковину и крестьянский холст, создавал кисти, а затем ежедневно ходил на этюды.

Он часто посещал Минусинский краеведческий музей, где проявлял живой интерес к собранию сибирского искусства эпохи бронзы. Помимо этого, целенаправленно собирал репродукции работ западноевропейских и русских мастеров. Только в 1938 году, уже в зрелом возрасте, Моисеенко впервые увидел подлинные полотна любимых художников в музеях Москвы и Ленинграда.

В 1920–1930-е годы Александр Петрович, при активной поддержке Заковряшина, участвовал в значимых для того времени выставках: Первой коллективной выставке минусинских художников (1926), Первой Всесибирской выставке живописи, скульптуры, графики и архитектуры (1927), экспозициях минусинской группы общества «Новая Сибирь» (1927, 1928), а также на западносибирских краевых художественных выставках (1933, 1934, 1937). В более поздний период его работы были представлены лишь на выставке «Сибирь в произведениях изобразительного искусства», организованной в Иркутске в 1949 году.

Переезды Заковряшина из Минусинска в Новосибирск в 1927 году и затем из Новосибирска в Алма-Ату в 1935 году не прерывали их дружбы. В письмах они не только обсуждали творческие вопросы, но и регулярно обменивались работами. П.Д. Муратов писал об этом важном для Заковряшина процессе: «Степану Липину, Петру Ивакину, Виктору Уфимцеву и другим он отправлял оттиски своих гравюр, в ответ получая гравюры, рисунки, фотографии картин маслом и критические разборы своих произведений. Вряд ли какое-либо художественное учебное заведение могло бы дать ему больше, чем это дружеское общение и обмен работами с видными сибирскими художниками». Благодаря этому взаимодействию, в личной коллекции Моисеенко накопилось около 600 графических листов Заковряшина. В 1963 году, после смерти Александра Петровича, большая часть этих работ была передана его вдовой Верой Ермильевной в недавно открытую Новосибирскую картинную галерею.

И для отправителя, и для получателя алма-атинских открыток они представляли собой не просто корреспонденцию, а важные дополнения к тщательно собираемой коллекции работ Заковряшина. Часто, извиняясь перед другом за лаконичность, Александр Георгиевич писал: «сейчас ограничиваюсь этой открыткой в анналы…», «шлю пару пустяков в твой альбом…», «пусть пополняется коллекция». Иногда его открытки содержали лишь адрес. Для обоих художников такие визуальные послания были привычной формой общения, не менее значимой и интересной, чем обычные разговоры. Однако заковряшинские открытки объединяют в себе черты как художественного произведения, так и архивного документа.

Краткие заметки на обороте открыток раскрывают детали его профессиональной жизни — например, о сложностях интеграции в новое окружение (имя художника стало появляться среди участников выставок в Алма-Ате только с 1938 года), о подготовке к республиканским выставкам «Великая Отечественная война» 1942 и 1943 годов, а также о его восхищении природой южных краев и весенним цветением. Иногда содержание писем помогает датировать работы: большинство рисунков определяются по почтовым штемпелям и отметкам военной цензуры. Например, сообщение на обороте открытки «Тюльпаны на окне»: «Вчера был на вечере, посвященном Маяковскому, среди бесшабашной халтуры слушал воспоминания Пудовкина и музыку Сергея Прокофьева — гавот», — позволяет отнести её к маю 1942 года.

Из четырнадцати почтовых карточек только одна — новогоднее поздравление, отправленное в канун 1943 года — выполнена в стиле обычной тиражной открытки. Остальные работы Заковряшина не соответствуют традиционным открыткам и представляют собой полноценные станковые миниатюры. Они демонстрируют разнообразие сюжетов и выразительных средств, характерных для его творчества. Коллажи «Кот и луна» и «Композиция с мужским профилем и геометрическими фигурами» напоминают о его увлечении силуэтной аппликацией, которая проявлялась еще в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Линогравюра «Руины на закате», выполненная через контрасты цветовых плоскостей, перекликается с его декоративными работами «Лунный пейзаж», «Пейзаж с облаком» и «Останец».

Другие открытки, созданные в технике гуаши и акварели, демонстрируют новизну его художественных поисков и обращение к мотивам восточного пейзажа. Эти работы стали живописными экспериментами, что редко встречалось в сибирский период творчества Заковряшина, когда основное место занимали линогравюра, офорт и рисунок.

Ориентальные мотивы естественным образом вошли в творчество Заковряшина под влиянием новых впечатлений, которые приносила его повседневная жизнь в Средней Азии. «Здесь, — писал он, — я влюблен не только в город, но и особенно в его окрестности, где сам живу». Как и многих художников, Восток побудил его к изменению цветового восприятия, усилению декоративности в колористических решениях и использованию оттенков, характерных для местной природы, традиционной керамики и тканей. Примером этого являются три открытки, созданные в декабре 1937 года: «Самолеты над юртами», «Кошма», «Улица в солнечный день». Два степных пейзажа, с мягкими линиями холмов, изображены обобщенными полосами коричневых, охристых, изумрудных и сиреневых оттенков, сочетающихся с ярко-голубым небом. Декоративность этих миниатюр подчеркивается матовой плотностью гуаши. В третьей открытке, где изображена залитая солнцем улица с осликом, художник использует черные плоскости для усиления светотеневых контрастов.

В 1939 году Заковряшин совершил поездку в Форт Шевченко, небольшой город на полуострове Мангышлак. Художественными результатами этого путешествия стали две открытки: «Руины крепости» и «Руины крепостной стены». В отличие от работ 1937 года, эти пейзажи написаны как пленэрные этюды в более свободной манере. В одной из открыток передан яркий солнечный день через сочетание розовых и фиолетовых оттенков в изображении освещенных и затененных частей разрушенной стены. В другой открытке сумрачное настроение передается движением темных пятен на облачном небе и развалинах крепости.

В миниатюре «Парк» (1942), вызывающей ассоциации с некоторыми работами ташкентской серии А.А. Лабаса, художник исследует выразительные возможности акварельной живописи. Здесь свет и тень не представлены через контрасты цветов, а через нежные градации бледно-лиловых, коричневых и серых оттенков, плавные силуэты на тропе и текучесть очертаний высоких деревьев, обрамляющих аллею. Гармоничные тональные переходы и акценты синего цвета на небе создают мягкое ощущение световоздушной среды пейзажа, передавая его поэтичность.

Альма-атинские открытки составляют небольшой, но интересный фрагмент наследия А.Г. Заковряшина, раскрывая ещё одну грань его многогранного таланта. Эти работы позволяют включить его имя в число сибирских художников первой трети XX века, таких как В.И. Уфимцев, В.Н. Гуляев, М.И. Курзин и Е.Л. Коровай, которые внесли вклад в традицию ориентализма в русском изобразительном искусстве. Творческое развитие Заковряшина было прервано его службой на фронте и смертью в Берлине в предпоследний день войны.