К 1870-м годам передовая часть русского общества осознала, что индустриализация лишает предметный мир очарования ручной работы и авторской индивидуальности, нивелируя национальные особенности бытовой культуры. Стремясь сохранить традиции художественных ремесел и промыслов, общество начало искать пути внедрения народного искусства в городской быт.

Талашкино сыграло огромную роль в становлении неорусского стиля. Эта усадьба в Смоленской губернии была приобретена Вячеславом Николаевичем Тенишевым в 1893 году и записана на имя его жены Марии Клавдиевны. «Талашкино, наряду с Абрамцевым, было одним из самых известных и значительных центров дореволюционной России, где ряд русских художников успешно работали над возрождением народного искусства. В этих двух усадьбах были созданы крупные мастерские для обучения местных крестьян декоративной резьбе по дереву...», — писал академик И.Э. Грабарь о Талашкине.

В 1903 году, после ухода С.В. Малютина, М.К. Тенишева пригласила на его место молодого и талантливого художника Алексея Прокопьевича Зиновьева. Выходец из крестьянской семьи и выпускник Московского Строгановского художественно-промышленного училища, он обладал бесспорными преимуществами в разработке проектов мебели благодаря своим знаниям конструирования. С его приходом в Талашкино начался новый период. Завершился «сказочный» малютинский период, и пришло более логичное конструктивное построение мебели. В её форме и декоре уже присутствовали идеи неорусского стиля с его утончённой стилизацией изобразительных мотивов и символизмом образов, характерных для эпохи модерна.

А.П. Зиновьев — одна из самых ярких звезд на талашкинском небосклоне. Москвич по происхождению и образованию, он, будучи совсем юным, сразу принял смоленскую землю, которая стала для него второй родиной. Когда он поселился в Талашкине, ему было чуть больше 20 лет. Молодой художник работал рядом с маститыми художниками, такими как С.В. Малютин, Н.К. Рерих, В.М. Васнецов и многими другими. Его незаурядный талант, яркая индивидуальность и особое отношение к традициям русского народного искусства уберегли его от влияния признанных мастеров и позволили с первых шагов заявить о себе как о творческой, ни на кого не похожей личности. Зиновьев шаг за шагом постигал тайны и мудрость народных мастеров, осторожно и по-своему используя их сюжеты и техники резьбы. Старые, зачастую забытые орнаменты и формы приобретали у него совершенно новое звучание, а конструкции и объёмы отлично вписывались в современный мир. В сохранившихся работах Зиновьева видна удивительная пластика и редкое владение пространством. Рука мастера узнаваема не только на объёмных вещах, но и на фотографиях и эскизах. Его творения наполнены жизнью, динамикой и вечным движением. Зиновьев прекрасно работал с пространством, даже если изображение не было полностью завершено, зритель не чувствовал обрезанности или тесноты, а самые маленькие орнаменты производили впечатление монументальности.

По сохранившимся фотографиям утраченных предметов, эскизам и работам видно, что творчество А.П. Зиновьева оказало значительное влияние на тех, кто работал рядом с ним. В это время начали проявляться его педагогические способности — был организован специальный рисовальный класс для учеников сельскохозяйственной школы и мастеровых.

В 1903—1906 годах Зиновьев создал серию шкатулок в форме яиц, которые изготавливались раз в год к Пасхе как подарочные сувениры. Эти уникальные изделия демонстрируют талант и мастерство художника, удачно сочетая размеры, формы, сюжеты и техники резьбы, инкрустации и орнаментации. Например, на фоне легкой ногтевидно-луночной резьбы возникает чеканный крест, или на гладком дереве, тонированном в серо-зелёные и золотистые цвета, рельефно изображена растительная композиция с инкрустацией речными камнями. Несмотря на их внушительные размеры, достигающие 20 и более сантиметров в высоту, шкатулки оставались изящными и лёгкими, их приятно держать в руках. Все они отличались оригинальным замыслом и техникой исполнения.

Зиновьев, будучи искусным мастером, тесно сотрудничал с резчиками К.М. Скрябиным и В.З. Яковлевым. Эти мастера, которым доверяли многие художники талашкинского круга, включая С.В. Малютина и Д.С. Стеллецкого, точно воплощали замыслы Зиновьева, исполняя его пластические орнаменты в дереве. На рамочках можно встретить разнообразные техники резьбы — глухую, контурную, ногтевидно-луночную, сквозную, объёмную; в инкрустации — речные камешки, гранёные шляпки гвоздей, чеканку, кусочки парчи и штофа, бусы и ракушки. Зиновьев аккуратно и осторожно выполнял тонировку, стараясь как можно лучше передать природную красоту материала — фактуру дерева. Цветовая гамма его работ всегда органично сочеталась с сюжетом орнамента.

Многочисленные рамки для фотографий и календарные доски с сюжетными сценками из истории России и народного фольклора подтверждают это. Например, на одной из рамок в левом верхнем углу написано: «Медный бунт при царе Алексее Михайловиче». Рамка украшена рельефной резьбой с изображением царя и пляшущих скоморохов, а на плоскости орнамент дополнен российскими медными монетами. На обороте — подпись, выполненная в технике выжигания: «Художественные изделия, А. Зиновьев, 1906 г.».

Особое место занимает рамка с изображением вьющегося стебля диковинного растения, двух собачек и вазона с цветком, предположительно созданная в художественно-столярной мастерской Московского губернского земства в Сергиевом Посаде. Эта мастерская, изготовлявшая мебель в неорусском стиле, часто повторяла работы из ассортимента Абрамцевской и Талашкинских мастерских. Несмотря на то, что они не всегда были точными аналогами, они были близки к оригиналу. В данном случае резьба была сухой и схематичной, а мотивы растительного орнамента лишь повторяли общую идею творческого замысла автора. Размеры были близки к оригиналу. Эта работа интересна ещё и тем, что долгое время её приписывали Зиновьеву. Однако после тщательного исследования образцов из различных музейных коллекций и оригинала из Смоленского объединённого музея-заповедника удалось установить, что это работа С.В. Малютина. Это подтверждает и каталог 1911 года Смоленского историко-этнографического музея княгини Тенишевой, где данная рамка под № 7634 указана как работа Малютина. На оборотной стороне имеется клеймо «Жар-птица», которое ставилось только на талашкинских вещах Малютина в 1900—1903 годах.

А.П. Зиновьев так искусно вписывал орнаменты в самые невероятные формы — овал, круг, трапецию, треугольник, — что они представляют собой единую линию с формой. Постоянно преломляясь и изменяясь, они не замирают — они живут. Иногда кажется, что сейчас вся эта сложная композиция вытянется в одну линию, а затем снова свернется, но примет уже совершенно другие очертания и образы. Если мы видим стилизованных птиц или зверушек, изображённых друг за другом, и последнее изображение выполнено не полностью, у нас не возникает ощущения, что ему не хватило места — просто кажется, что он ещё не дошёл или не долетел и вот-вот появится в поле нашего зрения. Особенно ярко этот талант художника проявился в работе над шкатулками.

Это — коробка-теремок в форме ларчика с высокой четырехскатной выдвижной крышкой. На крышке и боковых гранях находится рельефная раскрашенная резьба с инкрустацией речными камушками и изображениями фантастических существ. Также есть коробочка-копилка с выдвижной крышкой в виде стилизованной пары коней. Между головами коней расположены две медные монеты. На выдвижной крышке выжжена надпись: «Копейка рубль бережет». На ручке крышки подвешена медная монета.

Оригинальны, интересны и неповторимы ковши-черпаки, выполненные мастером до 1907 года. Черенок ковша резной, в верхней части на кольце — екатерининский пятак 1790 года. По бокам черенка вмонтированы монеты: по три с каждой стороны, две с изображением Георгия-Победоносца и одна с вензелем Екатерины II. Внутренняя поверхность черпака декорирована резьбой с подкраской и стилизованным изображением русского воина на фоне городских стен. Второй черпак отличается от первого, его ручка-черенок повторяет форму коробочки-копилки со стилизованными изогнутыми конскими головами и монетами-гривами между ними. Глаза коней выполнены из речных камушков. Внутренняя поверхность черпака украшена резным орнаментом с подкраской, выполненным в технике выжигания, со стилизованным изображением птицы в окружении растительного орнамента.

В мебельных гарнитурах Зиновьева отчетливо видна их предназначенность для определенных помещений — гостиной, кабинета, прихожей. Несмотря на декоративность, эти предметы утилитарны, удобны в использовании, конструктивны, легки и мобильны, а порой даже миниатюрны и хрупки. Мастер стремился к логической завершенности каждого изделия и единству всех его элементов. Декор не доминирует над формой, а логично связан с общей задумкой, подчеркивая конструктивные разделения и формы отдельных деталей. Ценя текстуру и цвет природного материала, А.П.Зиновьев, как правило, оставлял дерево в его естественном виде, иногда слегка тонируя его.

Особенно ярко талант художника проявился в орнаментальном рисунке. Зиновьев с неповторимым мастерством объединял стилизованные изображения реальных животных и птиц, покрывая их тела геометрическими узорами — квадратами, розетками, кругами. Их очертания округлы и как бы размыты, создавая впечатление мягкости и древности, словно столетия стерли четкость изображения. Художник С. Маковский так охарактеризовал творческую манеру Зиновьева: «Его орнаменты, пожалуй, еще грубее малютинских. Они "примитивны" до последнего предела, какого не достигали наиболее смелые стилизаторы... Художник лепит фантастические подобия жизни, исходя из самых зачаточных форм, из простейших фигур (неправильный кружок, треугольник, крест), стараясь несколькими чертами, двумя-тремя выпуклостями в дереве передать схему цветка, птицы, зверя. Ему кажется, что чем грубее и небрежнее схема, тем лучше, тем "народнее"».

Однако новые подходы к проектированию талашкинской мебели проявились у А.П.Зиновьева не сразу. С. Маковский отмечал: «На первых работах Зиновьева сильно сказалось влияние Малютина. Все эти деревянные шкафчики, полочки, рамы, блюдца и т. д. представляют собой, в лучшем случае, удачные опыты "теремной роскоши" по малютинским образцам, но трудно найти им место в современном жилье... Но позднейшие произведения Зиновьева, по крайней мере, некоторые из них, ясно обнаруживают новое понимание художественно-промышленного творчества. Их формы уже не подражают слепо крестьянскому кустарничеству; они в значительной степени — современные, гармонирующие с двадцатым веком. Вместе с тем орнамент, обивка, иные мелкие детали, на первый взгляд едва заметные, все, что придает предмету его индивидуальность, остаются национальными, близкими народному чувству красоты. Все это — результат поворота к обдуманной культурности в производстве Талашкино».

Декор шкафов тесно связан с их формой, как в стилизации, так и в мотиве. Художник создает фантастические образы жизни, основываясь на простых геометрических фигурах. Несколькими штрихами и выпуклостями в дереве он передает схему необычного цветка с плодами, где изображения смело трансформируются, обретая новую пластическую выразительность.

В 1905 году Зиновьев начал украшать мебель многофигурными композициями на исторические темы. Например, он создал полочку с скошенными боковыми стенками и трапециевидным навершием, дополненную выступающей полочкой. Декор выполнен плоско-рельефной резьбой. На задней стенке изображены стилизованные крепостные стены с возвышающимися над ними храмами. В той же тематике выполнен шкафчик с откидной дверцей и боковой нишей. Рельефная резьба охватывает лицевую сторону полочки и переходит на верхнюю планку боковой ниши. На дверце и глухой стороне ниши изображена средневековая крепость на холме и два русских витязя на конях с копьями и щитами. На задней стороне есть карандашная надпись: модель № 44. Персонажи предельно стилизованы — утрированные изогнутые тела с длинными руками и маленькими головами превращают исторические сюжеты в странных фантастических существ. Для усиления декоративного эффекта мастер использовал различные отделочные материалы: старинные монеты, разноцветные морские камешки, бусы, жемчуг и гвозди с чеканными головками, а также чеканную и гравированную медь и эмалевые рисунки по меди.

После Первой мировой войны А.П. Зиновьев переехал в Смоленск, где провел всю оставшуюся жизнь в маленьком деревянном доме на краю оврага. Этот период был в основном посвящен педагогической деятельности, где он проявил настоящий талант. Одна из его учениц вспоминала: «Его уроки больше напоминали спектакль. Он всегда приходил в класс в блузе с широкими рукавами и крупным бантом, с кипой бумаг и связкой карандашей и кистей. Нас было много, и мне казалось, что он любит только меня — каждому из нас так же казалось. После уроков А.П. вел театральный кружок, так что из школы мы не уходили до вечера».

В те годы художник почти не уделял времени собственному творчеству. Он не имел той свободы самовыражения, к которой привык в Талашкине. Выполнять социальные заказы ему не хотелось, и его свободолюбивый характер всячески противился этому. За это, вероятно, он и поплатился. Оклеветанный «товарищами по цеху», 10 июля 1938 года он был арестован, а 25 марта 1939 года приговорен к 5 годам лишения свободы с последующим поражением в правах на 2 года. Однако А.П. Зиновьев добился пересмотра дела, и его обвинители не явились на второй суд. 28 июня 1939 года в 13 часов Зиновьев был освобожден из-под стражи. Понимая, что это может повториться, а имеющиеся в доме вещи могут быть утрачены, художник передал их в музей.

В музейной книге поступлений Смоленского областного музея записано: «Передано художником А.П. Зиновьевым, акт № 2 от 7 ноября 1939 года». Понятно, сколько сил и здоровья потребовалось ему, чтобы пережить все эти испытания. Клевета, незаслуженные обвинения и год тюрьмы сократили жизнь этого удивительного мастера — педагога, художника и человека. В 1941 году А.П. Зиновьев ушел из жизни. Сохранилось лишь немного его керамических работ, которые тесно перекликаются с его изделиями из дерева. Орнаменты, как, например, в сюжете «Берендей», ярко представлены на керамической плитке. Те же узоры можно увидеть на рамочке для фотографий и на дверце полочки. Формы также повторяются: ручки керамической чаши с темно-синей поливой изображают стилизованных птичек, как на рамочках. Однако существует и совершенно уникальная работа — «Святая Екатерина», погрудное изображение, выполненное на 12 плитках в спокойных желтых тонах. Это изделие осталось незаконченным и не прошло обжига. По некоторым данным, этот образ планировалось разместить в левом пределе храма Св.Духа, что могло быть причиной, по которой художник не завершил роспись, так как предстоял полный цикл работ на стенах храма.

Деятельность талашкинских художественных мастерских стала важнейшим этапом в истории отечественного декоративно-прикладного искусства. Во многом именно благодаря работам Алексея Прокофьевича Зиновьева здесь были созданы утилитарные и декоративные предметы, в которых гармонично соединились черты старины и современное понимание формы. В атмосфере творческих экспериментов, царившей в Талашкине, родилось новое восприятие национального начала в русском искусстве, основанное не на стилизации, а на глубоком творческом осознании и переосмыслении его самобытных корней.