Николай Николаевич Сапунов родился 17 декабря 1880 года и большую часть жизни провел в Москве. В 1893–1901 годах он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где его наставниками были такие мастера, как И.И. Левитан, К.А. Коровин и В.А. Серов. По окончании учебы Сапунов получил серебряную медаль и звание неклассного художника.

В 1902 году, вместе с друзьями, художником М.А. Демьяновым и архитектором В.М. Маятом, он отправился в Италию. Его карьера стремительно развивалась: с 1899 года Сапунов регулярно участвовал в выставках, таких как ТПХВ, «Мир искусства», «Алая роза», «Голубая роза» и другие. Первая персональная выставка его работ состоялась уже после смерти художника, в 1914 году.

В 1905 году Сапунов присоединился к Кружку художественных исканий, а в 1908 году стал членом Союза русских художников. В 1910 году он присоединился к «Миру искусства» и активно участвовал в деятельности Общества Свободной эстетики.

Сапунов унаследовал лучшее от своих учителей: от Левитана — лиричность, от Коровина — смелость мазка и импрессионизм, от Серова — тонкость характеристик. Уже на ранних этапах своей карьеры он активно занимался театральным искусством. Он создавал декорации для Московского художественного театра, Императорских театров, Московской частной оперы и других известных театров, включая проекты для С.П. Дягилева и В.Э. Мейерхольда.

Творческая деятельность в театре привела Сапунова к сотрудничеству с поэтами Александром Блоком и Михаилом Кузьминым, для чьих произведений он создавал иллюстрации и сценическое оформление. Трагически, 14 июня 1912 года Николай Сапунов утонул во время прогулки по Финскому заливу.

«Высшая задача человека — познать свое я, найти своего бога». Для Николая Сапунова этот путь самопознания и поиска бога нашел воплощение в театре. «Моя жизнь — это художественные искания... Я оказался на сцене не случайно, я по природе театральный художник», — писал он в своих заметках. Неудивительно, что Сапунова прежде всего называют театральным художником, поскольку именно на театральных подмостках он находил гармонию, которой ему не хватало в реальной жизни. В.А. Симов вспоминал о Сапунове: «Действительность казалась ему мелкой и скучной... он бунтовал своей кистью, богемным существованием и вспышками темперамента». Я.А. Тугенхольд отмечал, что «театральное перевоплощение» переносило художника «в иное, необычное, пышное и сверкающее бытие». Сергей Эрнст также писал: «Из всего богатства мира Сапунов воспринял лишь то, что казалось живописным, нарядным и созвучным его требовательной и замкнутой душе».

Театральная гармония, созданная Сапуновым на сцене, находила отражение и в его станковых произведениях. Порой трудно определить, является ли его работа самостоятельной или это театральный эскиз, поскольку оба направления его творчества часто перекликались стилистически. Более глубокое изучение наследия художника поможет точнее разграничить эти грани и связать авторские замыслы с условно обозначенными в литературе композициями.

К сожалению, творчество Николая Сапунова остается загадкой во многих аспектах. Местонахождение некоторых его работ до сих пор неизвестно, несмотря на монографии, статьи и архивные записи. Одной из причин этой неясности является отсутствие конкретных названий в каталогах прижизненных выставок. Многие произведения просто обозначены как «эскиз» или «этюд», а иногда встречаются одинаковые названия для разных работ без указания их размеров или техники исполнения. Единственным ориентиром для точной атрибуции произведений остается их происхождение, однако информация о владельцах картин в каталогах зачастую не раскрывает полностью, о каком именно произведении идет речь.

Одной из таких загадочных картин является работа из петербургского собрания С.С. Балашова. Эта картина никогда не была опубликована или воспроизведена в литературе, однако явно связана с темой праздников, которые вдохновляли Сапунова в 1907–1908 годах. Технологические особенности работы подтверждают как ее датировку, так и авторство Сапунова.

Картина из собрания Балашова упоминается в каталоге персональной выставки Н.Н. Сапунова, которая прошла в 1963 году в Москве, в Центральном Доме литераторов. Она была указана в списке работ, не вошедших в экспозицию, под условным названием: «Театральный сюжет. Осень, парк, группа нарядно одетых гуляющих».

Известно, что Николай Сапунов создавал свои произведения циклами или сериями вариаций на одну тему. В этом подходе он следовал тенденциям своего времени и развитию искусства. Одной из ключевых тем его творчества была жажда праздника, как и у многих его современников, таких как Кустодиев, Малявин и Архипов. У каждого из них был свой взгляд на праздник. Фёдор Комиссаржевский отмечал: «Все искусство Сапунова отражает жизнь как пестрый фантастический праздник» («Аполлон», 1914, № 4). В его творчестве можно выделить разные типы праздников: любовные («Пастораль», «В парке. Влюбленные»), театральные («Театр», «Балет»), музыкальные («Ноктюрн», «Каприччио», «Рапсодия»), танцевальные («Менуэт», «Капкан»), светские («Ночные празднества», «Маскарады»), карнавальные («Балаганы», «Карусели»), застольные (пирушки и чаепития) и цветочные («Мелодия цветов», «Цветы», «Цветущие деревья»).

К какому из этих типов можно отнести картину из собрания Балашова? Скорее всего, к галантному жанру, унаследованному от «Мира искусства». В основе сюжета — прогулка светского общества в парке. Актриса Валентина Веригина, близко знавшая Сапунова, вспоминала, что художника постоянно занимала мысль о маскараде в парке и воплощении ночного праздника.

Истоком ряда схожих по стилю композиций Сапунова стал эскиз декорации к опере Жоржа Бизе «Кармен», созданный в 1904–1905 годах и хранящийся в Государственном центральном театральном музее имени А.А. Бахрушина. На небольшой сцене изображено гуляющее общество, окруженное темными деревьями парка. Фон создают условные очертания архитектуры и кусочек ночного неба с тонким серпом луны. Энергичные диагональные мазки и яркие вспышки красного и белого цвета, символизирующие зажженные фонари и освещенные костюмы, передают драматическую интенсивность музыки Бизе.

К 1907 году относится его работа «Маскарад», выполненная в бело-голубой палитре, созвучной с цветом воды. Маскарадное представление соединено с образом струящейся и пенящейся воды фонтана, расположенного в центре композиции. На заднем плане гирлянда фонарей подсвечивает переливающиеся костюмы участников, создавая иллюзию их легкости и эфемерности. Фигуры на переднем плане, словно брызги воды, кажутся мимолетными и иллюзорными, как исчезающий мираж. Эта картина была представлена на выставке «Голубая роза» в 1907 году и соответствовала не только её цветовой гамме, но и, как отметил критик Сергей Маковский, «идейно-символическим творческим намерениям».

Прообразом следующих «прогулок в парке» стал набросок праздника, выполненный пером и раскрашенный на обороте, который ныне хранится в Литературном музее Москвы. Предположительно, это тот самый «этюд» из собрания В.Л. Брюсова, который был представлен на посмертной выставке Н.Н. Сапунова в 1914 году в Художественном салоне на Большой Дмитровке, 11, и числился в каталоге под №9, с датировкой около 1908 года.

Сапунов познакомился с Брюсовым в 1904 году, когда работал в журнале «Весы». С тех пор они часто встречались на поэтических вечерах и в компаниях. Николай Николаевич даже создал портрет поэта. Оба восхищались успехами друг друга: «В Москве есть Брюсов... он очень проницателен. Он испытывает ко мне глубокую симпатию и ценит меня как художника», — писал Сапунов Кузмину. Этот набросок стал предтечей нескольких версий праздников: сначала киевского, затем саратовского и, наконец, нашего варианта, который стал кульминацией развития темы. Хотя все работы были созданы примерно в одно время, замысел развивался постепенно — от конкретного образа, вдохновленного натурой, к воображаемым фантазиям, которые Сапунов часто воспринимал как «галлюцинации, видения...» (1906). В своих записках художник признавался: «У меня есть удивительный дар предвидения. Все, о чем буду говорить, я ясно вижу как наяву».

По мнению Н.С. Ульяновой («Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного искусства». М., 2006, стр. 136—140), набросок предшествовал созданию картины «Ночной праздник», которая хранится в саратовском музее. С другой стороны, «Праздник» из киевского музея имеет схожие элементы, такие как перспективное построение дворцовой архитектуры, ограниченное количество фигур, отсутствие розовых кустов на переднем плане и тревожные вспышки освещения на грозовом небе. Красный зонтик и красные всполохи на небе в киевской работе — конкретные детали, указывающие на бурю. Преобладание красной тональности в сочетании с контрастным голубым передает эмоциональное потрясение, аналогичное ощущению человека, внезапно столкнувшегося с природной стихией. В такие моменты окружающий мир представляется размытым, и только отдельные детали остаются в поле зрения.

В «Празднике» из саратовского музея отсутствует буря эмоций. На заднем плане доминирует фронтально расположенный дворец в бело-розовых тонах с приоткрытыми портьерами, напоминающими театральные декорации. Вдоль переднего плана через интервалы раскиданы кусты роз, отделяющие изображение от реальности. На втором плане, на фоне осенних красок листвы, рассыпаны пары гуляющих в парке. Серп луны в синем небе и тревожные облака, красные фонарики в руках гуляющих создают атмосферу ночной загадочности.

Эти работы уже не являются просто этюдами, а представляют собой фантазии на основе этюда, которые, безусловно, выросли из него. Это те самые фантазии, которые Сапунов представлял себе во сне и наяву. В своих записях 1909 года он выразил свое отношение к натуре: «Природа должна служить живописцу живописным мотивом или эскизом, который следует развивать в аспектах гармонии, красоты и рисунка» ... «Я люблю божество и красоту, присутствующую в природе и искусстве. Истина находится только в красоте» (ГТГ, 98/127, 18 декабря). «Мало видеть красоту глазами; нужно также чувствовать ее сердцем» (Ед.хр. 127.1909). Он мог создавать только то, что ощущал.

А.Н. Бенуа отмечал органичность его живописи: «Картина Сапунова действует так же, как сама природа».

Исследованная картина, выполненная темперой на холсте, отличается от упомянутых музейных работ тем, что она изображена более крупным планом, практически без неба. На заднем плане, за деревьями и среди них, возникает павильон с фантастическими формами, вероятно, театральный. Это намекает арка над его входом с восточными вогнутыми сторонами, а также вход в виде приоткрытых занавесок, которые приглашают в этот дворец чудес, где происходит таинство рождения театрального искусства.

Завершение павильона представляет собой купол с шатровым покрытием, напоминающий шестигранник карусели. Эта деталь связывает композицию с карнавальными каруселями и балаганами, предвещая их дальнейшее появление в работах художника. Композиция, вероятно, занимает промежуточное положение между различными типами праздников. Шпиль купола дворца упирается в верхний край картины. Ажурная конструкция павильона опирается на узкие белые столбы, просветы между которыми перекрыты голубой тканью, символизирующей небесное предназначение и заменяющей собой небо. Павильон выглядит огромным по сравнению с мелкими фигурами, собравшимися у его подножия. Фоном для них служит ярко раскрашенный осенний парк с оранжево-желто-красными оттенками, как и в предыдущих вариантах «Ночного праздника». Различия в высоте и рисунке крон деревьев, а также их цвет, указывают на смешанные породы: хвойные и лиственные. Возможно, изображение парка вдохновлено его пребыванием в Павловске. В личном архиве художника (ГТГ, 98/127) есть запись от 18 декабря: «...в Павловском парке начал одну картину по впечатлениям и периодически проверяю себя на натуре...». Здесь также упоминается о четырех больших этюдах парка, исполненных Сапуновым. Эти работы нигде в литературе не упоминаются. Возможно, это те самые безымянные этюды в списках?

Ритмичное чередование контрастных насыщенных красочных пятен создает атмосферу праздника. Огненные красно-оранжевые, золотисто-желтые, бирюзово-голубые и зеленые оттенки — от яркого малахита до глубокого изумрудного — перекликаются и переливаются, как драгоценные камни, заполняя пространство. Вкрапления черного цвета, подобные линиям контурного рисунка, подчеркивают пластичное движение силуэтов. Разнообразие цветных пятен, от крупных до мелких, завершает картину, создавая эффект динамики, напоминающий стежки.

«Краски и звук — мои кумиры, мои радости и страдания», — писал он в 1906 году. Зрителя вовлекают в картину два контрастных цветовых пятна в нижнем левом углу: черное и белое, символизирующие темные и светлые стороны жизни. Эти пятна окружены иронично забавным изображением двух собачек.

По композиции картина могла быть настенным панно, где изобразительные элементы создают ритм вертикалей, почти равномерно распределенных вдоль горизонтали предполагаемой стены. На первом плане симметрично выстроены пирамиды розовых кустов, формируя овал оркестровой ямы вокруг центра мизансцены второго, основного плана. Здесь две женщины чинно восседают на светлой скамье, словно на троне. Возможно, художник воспевает торжество «вечной женственности».

За женщинами следует ряд мелких фигур в нарядных костюмах, также женщины. Акцентированы две мужские фигуры: одна в удлиненном красном камзоле и высокой черной казачьей шапке, другая — в красно-коричневом фраке с цилиндром такого же цвета. Все лица обращены к зрителю, словно артисты на поклонах. Справа процессия завершается фигуркой ребенка. Все дамы нарядны в разнообразных шляпах, широких длинных юбках с кринолинами и оборками, узким лифом и подчеркнутой талией. Взявшись за руки и под руки, они вырываются из плотной поросли парковых деревьев. Жесты сцепленных рук и немного повернутых друг к другу фигур подчеркивают их общность и содружество.

Кто эти персонажи? Завсегдатаи театра, окружающие его, таланты или их поклонники? Единение в любви к театру, где, по словам Владимира Соловьева, «тайной пророческой грезой вечную истину мы обретаем», — идеал, о котором мечтал художник. В этой работе он воспевает притягательную силу театра: «Ночью, на островах, за чертой города мы должны собираться и творить, но творчество наше должно быть тайной для всех» (ГТГ. 98/132). «Самый изысканный вид наслаждения есть творчество».

Это праздник театрального действа, вышедшего за пределы театра. Если в саратовской картине художник лишь приблизился к символическому осмыслению образа, то в рассматриваемой работе он нашел его.

Пристрастие к осенней гамме объясняется любовью художника к цвету.

Возможно, летний вечер был заменен осенним. Преобладание золотистой гаммы вызывает предположение, что это может быть тот самый «Золотой вечер», выставлявшийся в 1907 году на выставке «Голубая роза», местонахождение которого до сих пор неизвестно. Отсутствие этой работы в последующих каталогах выставок указывает на то, что она могла быть приобретена в частное собрание.

Также есть вероятность, что это тот безымянный «Эскиз» под № 336, который экспонировался вместе с «Ночным праздником» из саратовского музея (№ 337) на VI выставке Союза русских художников в 1909 году, проходившей на Большой Никитской, в меблированных комнатах «Северный полюс».

На обороте холста имеется бумажная наклейка с машинописным текстом: «В 1911 или 1912 годах моя мать Мария Сергеевна Севастьянова (урожденная Алексеева), младшая сестра народного артиста К.С. Станиславского-Алексеева, подарила эту картину моему отцу Степану Васильевичу Балашову, купив ее на выставке картин, проходившей в Москве на Кузнецком мосту. По мнению моих родителей, эта картина является декорационным решением картины оперы «Пиковая дама» П.И. Чайковского. Автор картины — художник Н.Н. Сапунов, написана, вероятно, темперой на холсте, натянутом на подрамник размером 58,5x86 см. Рама позолоченная, размер 62x89,5 см».

Отнесение картины к декорационному решению оперы «Пиковая дама» вероятно является ошибочным, как и указание места покупки. Единственная выставка на Кузнецком мосту, на которой Сапунов действительно участвовал, — это выставка-распродажа картин, проводившаяся с 10 октября по 1 ноября 1912 года галереей Аванцо, уже после смерти художника. Однако происхождение картины из семьи К.С. Станиславского, с которым Сапунов встречался и входил в «Общество свободной эстетики», указывает на возможность приобретения работы непосредственно у художника. Станиславский был восхищен панно Сапунова из лоскутков, которое некоторое время украшало Студию на Поварской: «Что за чудная вещь!».

Общество Свободной эстетики объединяло культурную элиту, в него входили И. Морозов, В. Брюсов, А. Белый, М. Волошин, Ф. Шаляпин, В. Серов, И. Грабарь, К. Юон, Н. Крымов, П. Кузнецов, В. Милиоти, М. Сарьян, С. Судейкин. Это общество было местом обмена творческими планами и успехами в искусстве, о таком содружестве мечтал Н.Н. Сапунов, создавая идеальный образ этого сообщества в неопубликованной до сих пор картине «Праздник».