В полной формулировке, как правило, начальная часть содержит название предмета: «С.Т.», «С.Б.», «С.Ч.». В России, ставшей европеизированной, такие подписи часто ассоциировались с гербами, сопровождаемыми девизами. Один из известных российских девизов — «БЕЗЪ ЛЕСТИ ПРЕДАНЪ» — украшает стеклянный кубок «золотой рубин» Императорского завода 1799 года.

В средние века и в начале Нового времени европейские владельческие аббревиатуры часто изображались в виде «домового знака» — лигатуры, объединяющей переплетенные буквы и цифры. В период с XVII по XIX века они приобретали форму художественно выполненных вензелей, а в индустриальную эпоху — монограмм. Предметы сложной конструкции с инициалами владельца изначально изготавливались только по заказу, такие как именные фарфоровые сервизы Петербургского Императорского фарфорового завода с гербами и вензелями. Например, начальные буквы имени Чарлза Ренни Макинтоша, «F.E.M.», были выполнены на серебряных вилках и ложках в 1904 году. Обычно использовался отдельный вензель для типовых предметов или гравированные монограммы на готовых изделиях, выполненные в разнообразных технически несложных способах. Например, на металлической посуде или на крышках карманных часов. Также популярны были и вышитые монограммы на столовом и постельном белье. В XIX веке часто наносились вензели и монограммы при подготовке приданого просватанной девицы.

Если некоторые известные инициалы знакомы многим (например, «k(ugustus) R(ex)» — саксонский король Август, «VVictoria) R(egina)» — английская королева Виктория), то большинство зашифрованных именных обозначений остаются тайной навсегда. В России этот феномен особенно заметен, особенно после хаотичного перехода ценностей в период после революции, о чем свидетельствует следующий трагикомический эпизод, в который вовлечен был князь Феликс Юсупов. В 1920-е годы в Лондоне одна из эмигранток приобрела шкатулку из розовой яшмы, украшенную бриллиантами и изумрудами, с императорской короной и русскими инициалами на крышке, работы Фаберже, которая была конфискована в СССР. Желая показать новое приобретение сестре последнего русского императора Ксении Александровне, она спросила:

— Интересно, чьи это инициалы? Не могли бы вы сказать?

— Это мои инициалы, — ответила великая княгиня, сразу же признав свою вещь. — Это моя собственная шкатулка.

— Ах, понятно! — сказала подруга. — Очень интересно!

И она вернула шкатулку в шкаф.

Ясно, что предметы с расшифрованными владельческими маркировками или с именами предыдущих владельцев, переданными до наших дней их потомками, приобретают особую ценность и статус национальных или семейных реликвий. Например, такова серебряная чайная ложка с резными буквами «МС», стилизованными под древнерусский устав, принадлежавшая Московскому митрополиту Сергию (Ляпидевскому, 1820—1898), известному духовному писателю и переводчику, которая сохраняется в одном из частных собраний.

Чем материал более мягкий и легкий для обработки, тем больше возможностей для добавления на него дополнительных элементов, включая собственную подпись владельца. Это часто приводит к появлению граффити (от итальянского graffiare — царапать). На старых страницах книг или на поверхностях металлической посуды можно найти такие надписи, которые служат аутентичными следами использования предметов в течение веков. Например, на большой оловянной кружке работы ярославского мастера Александра Крылова (вторая половина XVIII века, антикварный салон, Москва) курсивом выцарапано имя «ВАСИЛЬЯ СТЕПАНОВА ШЛЕП ИНА», а на костромской четвертине из собрания РИМ вырезано «ПАВЕЛ ВУКО(ЛОВ)».

Владельческие отметки и заказные подписи многое рассказывают о прежних владельцах предметов. Имя владельца, его титул или должность, инструмент и почерк (что является объектом изучения для графологов), размер и место размещения надписи — все эти детали вместе составляют полный психологический портрет "исторической" личности. Коллекционерам и исследователям старинных предметов часто интересно выяснить историю таких личностей, как Никита Савинович Потапов, владелец расписного сундука-подголовка с львом и единорогом на крышке (1688 год), или протопоп Яков, к которому относится оловянная тарелка середины XVIII века с надписью. Также вызывает интерес имя А.Е.Изволова, управлявшего имениями А.Д.Меншикова, которое встречается на оловянной стопе с Ветхозаветными сценами 1740-х годов.

Однако не все владельческие надписи можно считать достоверными: с появлением научного и коммерческого интереса к эпиграфике стали встречаться поддельные надписи, включая фальшивые владельческие маркировки русской оловянной посуды, о чем упоминалось в журнале "Антиквариат".

Разнообразные формы владельческих записей включают отметки на государственном имуществе, сделанные казначеями, келарями и управляющими имениями во время инвентаризаций и других процессов. В новейшее время к этой категории можно отнести и инвентарные номера музейных экспонатов. Например, обнаруженный на приобретенном предмете музейный номер, состоящий из цифры и буквенного кода (например, КП для книги поступлений или ГМФ для Государственного музейного фонда), не обязательно свидетельствует о краже экспоната из государственного собрания.

В истории СССР, особенно в 1920—1930-е годы, излишки запасников музеев часто распродавались через "Госторг" и антикварные магазины как внутри страны, так и за ее пределами. Например, из фонда олова Государственного исторического музея в 1933 году были списаны различные предметы XVIII века, включая коронационные стопы Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, а также рельефные и резные стаканы с эмблематическими мотивами и табакерки.

Русские пометы на царских и монастырских предметах металлической утвари часто включают учетный вес, например: "...А В НЕМЪ ВЪСУ 3 ФУН(ТА) 68 ЗОЛ(ОТНИКОВЪ) БЕЗЪ ПОЛУЗОЛОТНИКА". Для имуществ дворцов и поместий характерны номера (соответствующие инвентарной описи) и марки-штемпели с названиями резиденций. С XVIII века мебель и обстановка французских королевских дворцов часто носят аббревиатуры под короной, такие как «МТ» (Ментенон), «PR» (Рамбуйе и Пале-Рояль), «N» (Нельи) и другие.

В мистическом рассказе Конана Дойла "Зеркало в серебряной оправе", резная надпись "ЗАМС. X PAL." подтверждает "подлинность" видений на затуманенном стекле, указывая на принадлежность старинного предмета Голируду — дворцу Св. Креста (слово "Крест" в оригинале "SANCTUS X PALATIUM" передано знаком "X"), резиденции шотландских королей в Эдинбурге, где разворачивались драматические события жизни Марии Стюарт.

Дворцовым штампам аналогичны гравировки или этикетки с названиями ресторанов и гостиниц, которые часто встречаются на посуде и столовых приборах. Например, в одной московской частной коллекции хранятся вилки и ножи с литыми фигурными рукоятями XVIII века и гравированными подписями одного из самых модных парижских кафе — «PROCOPE».

На периферии владельческих надписей можно найти закладные отметки, такие как инициалы закладчика, нанесенные иглой, или номера закладных ростовщиков, ломбардов и ссудных касс. Такие знаки чаще всего обнаруживаются на карманных часах и портсигарах из золота и серебра, как это описано в истории Раскольникова и старухи-процентщицы.

Отечественная традиция владельческой эпиграфики тесно связана со средневековым обычаем вкладных надписей на богослужебных предметах, жертвуемых русским храмам и монастырям. Некоторые из этих текстов содержат информацию о месте производства и истории использования предмета, например, надпись на медной чаше-кандее, принадлежавшей дьяку Золотой палаты Московского Кремля Кузьме Семеновичу Борину. В 1685 году он подарил её Соловецкому монастырю с надписью: «ДАЛЪ С1Ю КАНДЕЮ ВЪ СОЛОВЕЦКОЙ М(О)Н(АС)Т(Ы)РЬ» (ГММК).

Однако некоторые вкладные надписи больше вызывают вопросов, чем дают ответов. Например, на уникальном оловянном потире первой половины XVII века некий «ЦДМКС» выгравировал: «ДАЛ СИЮ П0ТИР(Ь) В Ц(Е)РКОВ(Ь) С(ВЯ)ТЫХЪ ЧУДОТВОРЦЕВ) КОЗЬМЫ И ДЕ(МИ)ЯНА В ПРИДЕЛ С(ВЯ)ТОГО ПРОРОКА ИЛЬИ В ДЕВ1ЧЕЙ М(О)Н(А)СТ(Ы)РЬ ЗАВПИСЪ ПО CBOIX РОДИТЕЛЯХЪ». Текст не содержит ни даты, ни точного названия монастыря, и церкви с таким посвящением приделов среди женских монастырей того времени не были найдены. Таким образом, исследователям предстоит продолжить изучение этого памятника в разных направлениях.

Если в церкви и монастыри вкладывали ценности частные лица (включая царей), то государство, иногда в лице самого самодержца, официально награждало своих подданных ценными подарками, отмечая их заслуги специальными надписями на предметах. В Музеях Московского Кремля и Историческом музее хранится целая серия серебряных ковшей рубежа XVII—XVIII веков с надписями о государственных заслугах различных должностных лиц перед царем Петром Алексеевичем. Например, Петр I «... ПОЖАЛОВ АЛЪ СИМЪ КОВШОМЪ...» каргопольского таможенного и кабацкого бурмистра Егора Ватагина «за прибор» пятисотрублевой пошлины, архангельского купца-гостинодворца Дмитрия Филатова за доходную перепродажу поташа, и «СТАНИЦЫ АТАМАНА ИВАНА МАТВЕЕВА ЗА СЛУЖБЫ ЕГО И ЗА РАНЫ».

В более поздние времена такие надписи часто носили безличный характер и имели стандартные формулировки. Например, на саблях писали «ЗА ХРАБРОСТЬ», а на карманных часах — «ЗА ОТЛИЧНУЮ СТРЕЛЬБУ».

Вкладные и наградные официальные надписи по своему типу близки к дарственным надписям. Иногда они представляют собой довольно сухие констатации факта подарка, например: «ОТ ПЕТРА ХАТУНЦОВА №2 ДАНА ФЕДОСЬИ ЗАГРЯЦКОВОЙ 1806-ГО ГОДА», вырезанное на обороте оловянной тарелки без уточнения, кем Петр приходился Федосье. Официальные дарственные формулировки более конкретны: восьмиугольный поднос «польского серебра» в стиле модерн преподнесен «АЛЕКСАНДРУ ВАСИЛЬЕВИЧУ АНТРОПОВУ ОТ СОСЛУЖИВЦЕВ ПО ТЮРЕМНОМУ ВЕДОМСТВУ ХЕРСОНСКОЙ ГУБ. Май 1906».

Напротив, дружеский, личный подарок сопровождается сердечным посланием, создающим ощущение прямого контакта. Это видно даже в таких простых словах, как «НА ПАМЯТЬ / О. ФЕОДОРУ / от О. ИННОКЕНТИЯ / 1912 г. Ноя. 5го д(ня).» на табакерке для нюхательного табака из далекого Вилюйска. Самодельные, рукотворные презенты эпохи сентиментализма — вышитые бисером кошельки, подстаканники, подушечки — говорят языком их дарителя: «ПРИМИТЕ ПОДАРОК СЕЙ В ЗНАК ЛЮБВИ МОЕЙ» или «СЕРДЦЕ ВАМ ЕГО ДАРИТЬ МАИ РУКИ РАБОТАЛИ».

В индустриальном обществе дарственная эпиграфика трансформировалась в отчужденный и от дарителя, и от одариваемого универсальный «SOUVENIR». Это фабричная надпись на фабричной продукции, производимой специально сформировавшейся сувенирной индустрией. Унифицированные подарки стали широко распространены во второй половине XIX века. Как отмечает мемуарист, характерной приметой российского «мещанского домика» становится «шкапчик, где за стеклом стоит незатейливая посуда, среди которой виднеется раззолоченная чашка с надписью: „В день ангела“».

Если личная «память сердца» запечатлена в дарственной надписи, то важные события общественного или государственного значения фиксируются надписями всеобщего мемориального характера. Их жанры и предназначение весьма разнообразны. Это и записи о закладке памятников архитектуры — от рельефных белокаменных «летописей» русских церквей («ИЗВОЛЕНИЕМ ОТЦА И ПОСПЕШЕНИЕМ СЫНА И СОВЕРШЕНИЕМ СВЯТАГО ДУХА ОБНОВЛЕНА БЫСТЬ ПОДПИСЬЮ СИЯ ЦЕРКОВЬ...») до мемориальных закладных плит, торжественно вмурованных в основание построек Новейшего времени. Это и высокопарные посвящения на фронтонах дворцов, храмов и общественных зданий (как «DEM DEUTSCHEN VOLKE» на берлинском Рейхстаге), и прославляющие великие победы горделивые лозунги, такие как слова, выписанные золотом на хрустальном бокале Александровской эпохи: «РОССІЙСКІЯ ЗНАМЕНА ВОЗВЪЯЛИ НА СТЕНАХЪ ПАРИЖА 19 МАРТА 1814». Сюда же относятся памятки многочисленных юбилейных чествований и категорические призывы советской идеологической пропаганды, широко известные по агитфарфору 1920—1950-х годов.

Некоторые типы предметов изначально являются мемориальными, и их надписи отражают это предназначение. Стелы и обелиски, памятные доски и надгробия, а также медали издавна служат для увековечения значимых дат, событий или личностей. Особую символико-мемориальную роль играют кольца и перстни. Обручальные кольца обычно помечают датой заключения брака и инициалами одного из супругов (например, внутри кольца, подаренного Маяковским своей возлюбленной, выгравированные по кругу инициалы «Л.Ю.Б.» сливались в слово «ЛЮБЛЮ»). Траурные кольца содержат дату кончины дорогого человека и часто сопровождаются латинскими надписями. Например, на траурных кольцах по случаю смерти императрицы Анны Иоанновны написано: «ANNA IMP. RUS. ОВ. ОС. 28 1740», где «ОВ.» — сокращенное «OBIIT», что означает «умерла».

Другие предметы становятся мемориальными только благодаря памятной надписи. Без нее даже подлинные реликвии могут утратить свою историческую значимость. Примеры таких надписей включают заздравные кубки: верноподданнический «БИВАТЬ ЦАРЬ ПЕТРЪ АЛЕКСЕЕВИЧЪ» на стеклянном кубке Ямбургского завода или частное «ЗДРАВИЕ ОТЦА АРХИМАНДРИТА ВАРЛААМА» на сосуде мальцевского стекла 1740-х годов, хранящемся в ГМК.

Смысловую нагрузку любого эпиграфического текста ярко раскрывает памятная надпись на юбилейном серебряном кубке, созданном гамбургским дизайнером Мартином Генслером в 1857 году: «Этот кубок мы, Гамбургское Общество Художников, заказали для себя и для своих потомков, памятуя о чести немецкого искусства старого и нового времени. Цени благое намерение более чем само изделие».

В определенных художественных эпохах и жанрах принято включать наименования изображаемого объекта — его имя, титул или название — в декоративную композицию произведения, что служит своего рода подписью или заголовком работы.

В сакральном искусстве Средневековья "подписание" образов неотделимо от изображения. На русских иконах и православных литургических сосудах обязательны канонические надписи — титла, которые именуют образ в целом и его части, вплоть до неодушевленных предметов. Например, на оловянных дароносицах XVIII века изображение Распятия Христова сопровождается десятью парами обозначений: титло Пилата «1НЦИ» в верхней части креста, имена Господа, Богородицы и апостола Иоанна, слово «НИКА», а также обозначения «К», «Т» и «ГА», соответствующие окружающим крест копию, тростию и главе Адама. Также присутствуют уточнения топографии местности: «ГГ» («Гора Голгофа») и «МЛРБ» («Место Лобное Рай Бысть»).

Подписи, обозначающие изображаемый объект, особенно важны в древних традиционных культурах, включая восточные. В европейской же эпиграфике Нового времени под изображением чаще встречается имя автора. Вспомним развернутые тексты анонимных сарматских портретов и русских парсун, которые подробно именуют предстающих перед зрителем венценосцев и вельмож. Сравните их с эффектным автографом Репина на живописном полотне или крупным авторским факсимиле Антокольского, отлитым в бронзе на «Бюсте неизвестной» второй половины XIX столетия. Несовместимость этих двух эпиграфических систем иллюстрирует случай из начала XX века в Китае, когда молодая американка Кэтрин Карл писала портрет Великой императрицы Цыси. Увидев на своем портрете иностранное слово, государыня спросила его значение, и, узнав, что это фамилия художницы, сказала: «Я знаю, что иноземцы делают всякие странные вещи, но это самая странная из всех, о которых я слышала. Зачем она пишет свое имя на моей картине?! Люди могут подумать, что это вовсе не мой портрет, а мисс Карл!»

Однако в европейском искусстве название изображаемого становилось уместным, когда произведение имело также информационные или мемориальные цели. Портреты и виды местности сопровождались именами или географическими названиями, а события — датировались. Например, парные статуэтки знаменитых танцовщиц, выполненные из золоченой бронзы Альбером-Дезире Барром, подписаны «FANNY ELSLER» и «MARIE TAGLIONI». Вышивка из мастерской саратовского имения помещицы Поповой запечатлела «ВИД СЕЛА ПОПОВА», а городская панорама «LA VILLE DE ROUEN» украшает роговую табакерку для листового табака.

Для середины и конца XIX века подписи на произведениях искусства становятся обязательным элементом. Позитивистский классификаторский дух, охвативший царства растений (Линней), животных (Дарвин) и химических элементов (Менделеев), требовал также каталогизации художественных произведений в музеях и на выставках. Живописные полотна снабжались этикетками на рамах, а скульптуры в художественных салонах и на промышленных экспозициях — шильдами, табличками, подиумами, подставками и цоколями с каталожными наименованиями.

Произведения станкового искусства получали подписи, включающие имя автора, место экспонирования и отметку жюри, составляя полный комплект «выходных данных». Например, на шильде бронзовой статуи галльского воина можно прочитать: «VERCINGETORIX. SALON DES BEAUX-ARTS / par DEBUT (Prix de Rome)» (антикварный салон, Санкт-Петербург). Даже утилитарные предметы, как серебряный чайный сервиз И.П. Сазикова (осенний Антикварный салон 2004 г.), получали «заглавия» для выставок: каждый предмет украшался поясом ажурной надписи в русском стиле — «САХАРНИЦА СЕРЕБРЯНАЯ РАБОТЫ ПРИДВОРНОГО ФАБРИКАНТА САЗИКОВА», «МОЛОЧНИКЪ СЕРЕБРЯНЫЙ...», «ЧАЙНИК...», «СУХАРНИЦА...». Так формировался статус новой, выставочной репрезентативности, ранее присущей лишь предметам власть имущих и обеспеченных владельцев.

Подобные титульные надписи имеют корни в классической латинской эпиграфике и характеризуются как вариант детерминативных надписей. В быту существует множество предметов, которые по своей природе являются носителями информации. Документы и монеты, награды и ордена, печати и знаки различия, вывески и указатели, таблички и объявления — этот функциональный материал создавался с конкретной целью и после выхода из употребления становился объектом коллекционирования, формируя области нумизматики, сфрагистики, фалеристики. Эти памятники несут бесценную историческую информацию: вспомним хотя бы монгольские пайдзе — ханские «охранные грамоты» — или древнеримские тессеры, служившие удостоверениями личности, знаками воинских различий, залогами гостеприимства, «карточками» хлебораздачи и билетами в цирк или термы.

От помпеянской надписи «САУЕ CANEA4» («Осторожно — злая собака!») до советского предупреждения «НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЕТ!» на телеграфном столбе информативные надписи на предметах всегда касались их прямого назначения, даже самого прозаического. Это относится к надписям на различных измерительных приборах и механизмах: от древнеримских гирь, русских аршинов и английских мерных кружек до астролябий, секстантов, календарей и часов различной конструкции. Французская надпись на миниатюрной рулетке в перламутровом корпусе «AUNE DE RUSSIE» указывает не только на цену деления на шелковой мерной ленте («аипе» — аршин), но и свидетельствует о бытовании предмета в модной мастерской на московском Кузнецком Мосту.

Информационные надписи на сосудах и других емкостях, характеризующие их содержимое, также распространены. На древнеримских амфорах устойчивое сокращение «ЕАЕ.» обозначало «Салернское вино» (то самое, которым были отравлены Мастер и Маргарита). В французской буржуазной кухне был типичен набор банок для специй, называемый «cheminke», выполненный, например, из эмалированной жести, с текстами «САХАР», «СОЛЬ» и т.д., нанесенными с помощью трафарета или аэрографа. В демократическом обществе потребления второй половины XX века эти надписи перешли на одноразовую стеклянную и пластмассовую тару с бумажными этикетками. Энди Уорхолл первым понял, что этот переход не снизил качества предметов, и сделал новое поколение предметов моделью новой волны искусства.

Особую функцию имеют надписи, включенные в структуру изображений на предметах с особым концептуальным содержанием. Оружие, например, несет их наряду с магическими и апотропейными знаками и изображениями. «SOLI DEO GLORIA» («Единому Богу слава») гласит надпись на немецких двуручных мечах XVI века. На позднесредневековых греческих клинках под образом Богоматери Неувядаемый Цвет помещено молитвенное воззвание «ПРЕЧИСТАЯ МАТЕРЬ БОЖИЯ, ПОМОЗИ РАБУ ТВОЕМУ». Для оружия XVII века характерен латинский текст «Суди Господи обидящих мя и побори борющих мя» (ГММК).

Часто оправы и корпуса часов оказываются семантически насыщенными композициями. На чеканной пластине серебряных настенных часов аугсбургского мастера XVII века И.А.Телота вырезан совет дельфийского оракула «познать самого себя» — «TNQ0I LEAYTON». Корпус часового механизма под названием «Триумф смерти», выполненный в виде портала (врата в иной мир) в 1588 году с гравировками Андреа Андреани, украшен латинскими цитатами о бренности земного и вечности небесного существования, такими как «MEMENTO MORI» («Помни о смерти»), «ITER AD УГГАМ» («Путь к жизни»), «BONIS BONA — MALIS МАГА» («Благим — добро, недобрым — зло»).

Различные культурные эпохи относятся к эпиграфическим элементам в декоре предметов по-разному. Некоторые предпочитают включать надписи в декоративное оформление, другие сторонятся условной знаковой записи, считая изображение достаточно выразительным само по себе. Письмо в руках портретируемого или записка с именем мастера, приколотая к стене, — такие приемы характерны для мастеров раннего Возрождения и русской примитивной живописи XVIII—XIX веков, которые стремились к созданию иллюзии реальности. В предметном декоре этому соответствуют, например, длинные вьющиеся ленты-бандероли с текстом на майоликовых тарелях и сосудах итальянского Возрождения или подписи видов и сюжетов эпохи классицизма, размещенные с оборотной стороны фарфоровых тарелок.

Заметно, как определенные литературные жанры эпиграфики предпочитались в разные исторические эпохи. В христианском средневековье часто использовались нравоучительные и духовные сентенции, афоризмы, заимствованные из Священного Писания и тесно связанные с предметами, на которых они были изображены. Например, серебряная чаша XII столетия из Киевского клада в Эрмитаже гласит: «QUI REFICIS VENTREM, PAUPERIS ESTO MEMOR» («Подкрепляющий чрево, помни о бедном»); ореховые створки резного шкафа тосканской работы XVI века утверждают: «АРЕ REGINA / APE OPERAIA» («Открывает госпожа / Открывает служанка»), подчеркивая равенство перед Богом; русская оловянная тарель иллюстрирует Евангельскую притчу: «ВИДЕ ОУ БРАТА СВОЕГО СУЧЕКЪ МАЛЪ А У СЕБЯ И БРЕВНА НЕЧЮЕМЪ».

В эпоху барокко риторическая культура часто обращалась к эмблематическому жанру с его неотъемлемой текстовой частью — девизом. Элементы эмблемы включались в гравированные портреты, рельефы медалей, барочные иконы и памятники прикладного искусства. Русские серебряные стаканы с изображением сивилл и кружки, выполненные Василием Андреевым в Оружейной палате по мотивам Ветхого Завета, несли титульные подписи под изображениями-эмблемами в картушах, демонстрируя влияние европейского барокко на отечественное искусство в конце XVII века. В новом веке в России был создан целый спектр прикладных памятников по мотивам сборника «Символы и Емблемата», где подписи к эмблемам стали отдельным жанром эмблематического девиза: например, «НАУКУ ПОМНЮ» на расписном изразце, «ТВОЕЮ СИЛОЮ» на оловянном стакане, «ВОЗДАЯНИЕ ВЪРНЫМЪ» на костяном ларце.

Сентиментализм в конце XVIII века, помимо дарственных надписей вроде «ВЪ ЗНАКЪ ЛЮБВИ», выбрал жанр посвящений, отражающих культ любовных и дружеских чувств — язык, которым «сердце говорит». Такие памятные тексты, как «DU BIST MIR ALLES» («Ты для меня все») или «JE VIS EN ESPERANCE» («Живу в надежде»), часто украшали реликвии этого периода: медальоны или кольца с портретами и прядями волос любимых людей.

Русский стиль в рамках эклектических течений второй половины XIX века выделялся своим пристрастием к пословицам. Например, «ГОСТЬ ВЪ ДОМЪ — БОГЪ ВЪ ДОМЪ» было вышито орнаментальной строкой по краю скатерти; «ТИШЕ ЕДЕШЬ — ДАЛЬШЕ БУДЕШЬ» было вырезано вязью на кресле с изогнутой спинкой и топориками-ручками, модель которого была создана мастерской В.Шутова в 1873 году; «ЧТО НАПИСАНО ПЕРОМЪ НЕ РУБИТЬ ТОПОРОМЪ» было вырезано на стенке деревянного письменного прибора, подаренного Л.Н.Толстому яснополянским крестьянином Никитой Деевым.

Желание совместить различные виды искусства в стиле модерна побудило французского литейщика Жюля Брато обратиться к литературным источникам для создания оловянных предметов: чаш, кубков, бокалов и тарелей, на поверхности которых среди изысканных растительных узоров можно найти рельефные латинские сентенции, например, «DEUS IMPARE GAUDET NUMERO» (что можно перевести как «Бог любит тройственность»), выгравированные на бокале в форме трехлистника клевера. В стеклянной вазе с водорослями, созданной Эмилем Галле по мотивам стихотворения Эдгара По, вырезаны лучшие строки его произведения «IN MY KINGDOM BY THE SEE — ANNABEL LEE» (из музея искусства и ремесел в Гамбурге). В русском модерне эпиграфика одежды и предметов была обогащена цитатами из отечественного эпоса, былин и народных песен, популярных в новых произведениях живописи, литературы и музыки: слова арии Любавы «КУДА САДКО ДЪВАЛСЯ ЗАПРОПАЛЪ» из оперы Римского-Корсакова были вычеканены на серебряном портсигаре 1900-х годов, украшенном профилем верной «купеческой жены» на фоне рубленого города над Ильмень-озером.

Художественное искусство, стремящееся к натуралистическим стилям, временами отказывается от использования эпиграфики, в то время как фольклор и ремесленное искусство часто прибегают к ней. Например, немецкая роговая пороховница второй половины XVIII века, украшенная гравированными охотничьими сценами, имеет рифмованные надписи от имени героев — оленя и борзой собаки: «1СН KAMPFFE HIR AUF DIESEN PLATZ, DAS ICH BEHALTE MEINEN SCHATZ» («На этом месте я сражаюсь, чтобы достичь своего счастья») и «МГГ JAGEN UND FANGEN 1ST STETS MEIN VERLANGEN» («Охота и ловля всегда мое желание»). Бахметьевский стеклянный кубок с изображением пьяного мужика несет простую надпись «ПАНЪ ИЛИ ПАЛЪ» (1810).

Эпиграфика, типичная для фольклора и ремесленного искусства, часто носит "неграмотный" характер и подвержена фонетической транскрипции, что делает ее аналогом искаженной анатомии и нарушенной перспективы в изобразительном искусстве примитива. Например, резчик доски для набойки в XVIII веке, пытаясь вырезать надпись на птице, допустил ошибки в зеркальном отражении, что привело к «АЦИТП РДИСПА» вместо «ПТИЦА РАЙСКА». В более поздние времена, например в 1880-е годы, фарфоровая кружка с фразой «ПЕЙ НАЗДАРОВЬЕ» демонстрирует контраст между фабричной техникой и наивной фонетической орфографией.

Надписи, направленные к человеку от имени предмета, особенно распространены среди предметов особого статуса, таких как оружие, которое защищает честь своего владельца. Например, французская шпага XVII века заявляет: «N£ ME TIRE PAS SANS RAISON, NE ME REMETTE POIN SANS HONNEUR» («Не вынимай меня без причины, не совершай нечестивого деяния без чести»). Такие "прямые речи" также присутствуют на предметах, которые сами имеют голос, как, например, церковные колокола, которые говорят по-старонемецки: «AUS DEM FLIER FLOS 1СН» и «... GOS MICH» («Из огня я вышел. (Имярек) меня отлил»); валдайские колокольчики предлагают: «ЗВЕНИ УТЕШАЙ ЕЗДИ ПОСПЕШАЙ» или «СЪ ДАЛЕЧА ВЕСТОЧКУ СОБОЮ ПОДАВАЙ».

Особенное взаимодействие между человеком и предметом подчеркивают юмористические надписи, например «ПОЖАЛУЙСТА ВЫПЕЙ ДА ПОД1 ВОНЪ» на русском оловянном стаканчике конца XVIII — начала XIX веков. Часто такие слова вызывают неожиданный эффект взаимодействия между владельцем и его предметом. Например, фаянсовый кувшинчик из Маликорна, французского городка, играющий с пьющим из него, предупреждает шутливо: «BUVEZ JE LE VEHX BIEN MAIS SACHEZ PLACER VOTRE MAIN» («Пейте хорошо, но умейте приложить руку»). Известная братина дьяка Петра Третьякова из Оружейной палаты, рассчитанная на отражение лица пьющего в полированном дне, заявляет: «ЧЕЛ(ОВЕ)ЧЕ, ЧТО НА МЯ ЗРИШИ, НЕ ПРОГЛОТИТИ ЛИ МЯ ХО- ЧЕШИ. АЗЪ ЕСМЬ БРАЖНИКЪ, ВОЗЗРИ ЧЕЛОВЕЧЕ ВО ДНО БРАТИНЫ С1Я И ОТКРЫЕШИ ТАЙНУ СВОЮ».

Вещи, «разговаривая» со своими владельцами, проявляют заботу о них. Например, серебряная табакерка времен Екатерины II называется «ШКОЛА ОБОНЯНИЯ», а фаянсовый табачный горшок из Нанси 1860 года предостерегает: «DE L’ABUS DE ТАВАС, PAR NICOT» (автор трактата «О вреде табака», иронично приписываемого Жану Нико, французскому дипломату XVI века, известному своей пропагандой табака во Франции).

Художник или ремесленник, создавший предмет или его изображение, скрывается под его личиной, но всегда говорит с нами через авторскую подпись или маркировку, передавая свои мысли о себе и своем творении.

Именные подписи авторов обычно содержат стандартные элементы, которые помогают определить характер самой подписи. В эпоху Возрождения и в последующие века европейская традиция использовала латинские формы, например слово «FECIT», что означает «сделал». Это часто встречается в подписях живописцев, граверов и мастеров прикладного искусства. Например, голландский натюрморт из коллекции Г. Тиссена подписан как «WILLEM KALF FECIT ANNO 1660», а нюренбергский литой паникадиле XVII века из Борисоглебского монастыря Н.Р. Левинсон помечен «SEBASTIAN DENNER FECIT IN NORMBERG». Для живописи также использовались полные или сокращенные формы на латинском: «PINXIT» или «PINX.» для изображения, «DELINEAVIT» для наброска и «SCULPCIT» для гравюры (сокращенно «DEL.», «SC.», «SCULP.»). Однако различные страны и материалы имели свои устойчивые формулировки. Например, в русских вышивках перед именем мастера стоят буквы «Ш.М.» — «ШИЛА МАСТЕРИЦА», а в англоязычных странах клейма из олова XVIII—XIX веков часто включают слово «MAKER» и т.д.

Подписи, выполненные в духе Возрождения, характерны для классических стилей и памятников, созданных в традициях древнеримской и древнегреческой эстетики. Например, подпись итальянского мозаичиста Джакомо Раффаэлли на плакетке с мотивом гротеска звучит как «GIACOMO RAFFAELLI FECE ROMA 1793». Однако встречая такую подпись на оловянной посуде в клеймах московских оловянишников XVIII века, таких как Семен Ремезов, Семен Немеров и Иван Осипов, мы можем задуматься о ее связи с европейскими художественными традициями Возрождения.

Иногда подпись сопровождается специальными уточнениями, характеризующими автора: его профессиональные квалификации, например «PROF.» (профессор), или год присвоения статуса цехового мастера, обозначаемый буквой «М». Иногда из подписи мы можем узнать и личные особенности мастера, как, например, «SOLIRD-MUET» / «S.M.» на рисунках московского глухонемого графика-портретиста Гампельна. Собственные имена мастеров в разных языковых системах могут сокращаться по устоявшимся образцам, например, «J.-B^e» для Жан-Батиста во французской традиции или «R^» и «Jos^» для Ричарда и Джозефа в английской.

Великолепное выполнение уникального произведения искусства часто давало его автору повод обращаться лично к будущему зрителю или владельцу вещи, к своим современникам или далеким потомкам. На картинах мастеров Северного Возрождения встречается гордое «ALS ICH KANN» («Как я умею»); на бронзовых накладках эбенового медальерного кабинета с изображениями беседующих Ижрата и Аспазии (из антикварного дома «Авелин» в Париже) выгравировано «FAIT PAR MOY RICHARD, DE BON COEUR 1771» («Сделано мной, Ришаром, от чистого сердца»).

Большая часть дополнительных комментариев в авторских маркировках связана с профессиональной принадлежностью создателей произведений. Клейма бронзового литья XIX века часто включают слова «литейщик», «литье», «отливка» или их сокращения: «FUND.» (лат.), «FONDERIE» / F., F™, Feur/Frs (франц.), «GEGOSS» или «BILDGUSS» (нем.), «FUSERO» (ит.). С 1839 года для французской тиражной бронзы также стало применяться обозначение «EDITEUR» (буквально «издатель»), как, например, «A.DAUBREE Edit», выгравированное на постаменте скульптуры Кристофа Фратена «Сеттер» из коллекции Т. и А. Шилиных. Часто имя литейщика соседствует с именем чеканщика, который придает отливке художественное качество. На произведениях берлинского скульптора Кристиана Даниэля Рауха читаем «CISELIRT VON FISCHER», а на монументальной бронзовой скульптуре «Маргарита» парижанина Александра Фальгьера (из «Гелос», 1995) — «FLIMIERE & GAVIGNOT S(ERURIE)rs».

Производители также включали технологические обозначения материала, техники и методов изготовления в маркировку изделий промышленного и фабричного производства. В маркировку изделий многих европейских и польских металлообрабатывающих предприятий XIX—XX веков входили термины новых технологий, таких как гальванопластика и гальванометаллировка, обозначаемые аббревиатурами «G», «GALW» или «G.P.». Петербургская фирма Александра Кача также использовала аббревиатуру «G.P.», что часто указывало на производство изделий по европейским стандартам, а не только отечественным.

В английской металлообработке распространено сокращение «E.P.N.S.» — от «Electroplated on nickel silver», что означает гальваносеребрение изделий из никелевых сплавов.

На столовых приборах и металлической посуде рубежа XIX—XX веков часто указывалось название материала, из которого они изготовлены. Например, новые сплавы меди, цинка и никеля, имитирующие серебро, часто имели патентованные торговые названия. Нейзильбер обозначался буквой «N», а аргентан и альфенид часто не сокращались («ARGENTAN» и «ALFENIDE»). Термин «ALPACA» (альпака) был дан новым серебристым металлическим соединениям, напоминающим серебрение за счет их смешения, аналогичного процессу получения шерсти южноамериканской ламы-альпаки в смеси с другими материалами, такими как шелк и шерсть овец.

В XIX веке производственная маркировка отличалась от именных ремесленных клейм XVI, XVII и XVIII веков за счет использования устойчивых сокращений, характерных для новой индустриальной эпохи. Например, известными добавлениями к фирменному имени владельца стали «...& SOHN» (англ. и нем.), «...& Е^» (франц.), а также менее известное «Братъя ...»: «GEBR» (нем.), «Er(e)res» (франц.), «BRACIA» (польск.). Эти термины полностью или в сокращении предшествовали фамилии производителей или следовали за ней на клеймах металлической посуды, производимой на варшавских фабриках братьев Бух и Хеннеберг, а также на маркировке бронзовых ваз в стиле модерн от художественной фирмы братьев Робер. Во второй половине XIX века несколько ведущих французских бронзовых производств принадлежало братьям, например, Адольфу и Виктору Тьебо («THIEBAUT FRERES FONDEURS PARIS»), Жан-Батисту и Жану Виктору Сюссам («SUSSE FRERES EDITEURS PARIS»), Жану и Антонену Бингенам («BINGEN FRERES»). Так же, как в именах старых мастеров, промышленная маркировка иногда указывала на старшинство в роде; например, в клейме парижского литейщика «GRUET Jhе FONDEUR» в сокращении фигурировало слово «JEUNE» — «младший».

Кроме указания на семейные связи, маркировка также отражала корпоративный статус производства и его организационную форму в XIX веке. Например, добавление «и К°» (С^, С°) указывало на компанию; AG (Aktiengesellschaft) — акционерное общество, как это использовалось на немецком фарфоре XIX—XX веков; GMBH или LTD — общество с ограниченной ответственностью.

Государственный контроль за качеством ремесленной продукции, который изначально ограничивался наблюдением за чистотой сплава драгоценных металлов, во второй половине XIX столетия охватил все сферы индустрии. Новые материалы, технологии и типы предметов регистрировались в специальных государственных службах и имели соответствующие отметки. Во Франции, например, использовались «BREVET D’INVENTION» или просто «BREVETE» (сокращенно «Bte»); альтернативно — «DEPOSE» («Запатентованная марка»); в англоязычных странах — «PATENT №» («РАТ.»), в Дании — «ENERET» («Права охраняются»). Напротив, продукция и технологии, не прошедшие государственной апробации, патентовались без гарантии правительства (например, французская марка «S.G.D.G.» — «SANS GARANTIE de GOUVERNEMENT»).

Позднее стали широко использоваться такие знаки, как ™ («TRADE MARK»), ® («REGISTERED»), © («COPYRIGHT»), которые отражают охрану прав на интеллектуальную собственность. Особые формулировки, такие как «PRIV.» (знак привилегии во Франции) или «ОТЬ М(ИНИСТЕРСТВА) ФИНАНСОВ) НА 10 ЛЕТЬ» (круглый штамп российской бронзолитейной мастерской на авторской скульптуре 1870—1880-х годов), также использовались для отметки прав на произведения.

Подписи авторов или производителей выполняли также рекламные функции. В феодальном обществе, эпохе Возрождения и государствах европейского абсолютизма служба у крупных деятелей, таких как Джанболонья — литейщик и скульптор Великого герцога Тосканского («10ANNIS BOLONIAE MAGNI HETRUR. DUCIS SCULPTORIS»), или статус поставщика двора Его Императорского Величества в России, являлись высшей рекомендацией для художников и производителей.

В XIX веке были распространены эстампили с реквизитами фирмы, которые указывали адреса магазинов и представляли обзор выпускаемой продукции. Например, ножевые изделия фирмы Гаве продавались в футлярах с текстовыми вкладками, на которых значилось: «RASOIRES, COUTELLERIE, NESESSAIRES DE LA FABRIQUE DE F.-G. GAVET ENCOURAGE A L’EXPOSITION DES PRODUITS DE L’INDUSTRIE FRANCAISE, EN 1806. A PARIS, RUE ST HONORE № 138» (производство бритв, ножей и несессеров, отмеченное на Парижской Промышленной выставке 1806 года, с указанием адреса магазина).

Московская сундучница Кабанова также использовала эстампили для указания собственных продуктов и услуг: «ТОРГОВЛЯ СУНДУЧАМИ И ДОРОЖНЫМИ БАУЛАМИ СВОЕГО ИЗДЕЛИЯ Е.М.КАБАНОВОЙ В МОСКВЕ НА ВАРВАРКЕ В СТАРОМ ГОСТИННОМ ДВОРЕ № 89, ВВЕРХУ, ХОД СО ДВОРА. ПРИНИМАЮТСЯ ЗАКАЗЫ». Эти эстампили уже несут элементы рекламы, однако настоящие рекламные надписи, специально заказанные для предметов, появились лишь в конце XIX века. Например, кузнецовский фарфоровый чайник рекламировал «ЭКИПАЖНЫЕ ШИНЫ» общества «ТРЕУГОЛЬНИК», а польский белометаллический чайник — «ТОВАРИЩЕСТВО МАНУФАКТУР ИВАНА КОНОВАЛОВА С СЫНОВЬЯМИ».

Промышленная маркировка бытовых и художественных изделий прошлых столетий содержит не только буквенные и текстовые обозначения, но и цифровые элементы. Например, фабричные номера моделей и индексы серий часто вводят в заблуждение неопытных владельцев, которые могут ошибочно датировать свои предметы XIV, XV или XVI столетиями. Номера могли присваиваться отдельным частям изделий для удобства сборки, особенно при производстве крупных и многочастных объектов, например, грандиозных люстр из латунного литья. Эти части, такие как ветви-кронштейны со свечниками, маркировались специальными отметками, обозначающими ярус и порядковый номер разъема цифрами (1, 2, 3...) или точками для облегчения сборки.

Важной цифровой маркировкой является также проба драгоценных металлов, которая с XIII века контролируется государством в Европе. Пробирное клеймо представляет собой трехзначную цифру, указывающую пропорцию чистого золота или серебра к общему весу изделия в тысячных грамма. В России проба измерялась в золотниках до 1847 года и в сотых частях грамма после этого времени, обозначаясь двузначным числом: 56, 72, 82, 92 и 94 для золота, 84, 88, 91 и 95 для серебра. Заменители серебра, которые также используют цифры, указывают отношение веса драгоценного металла к общему весу изделия в кратных десятичных долях, например, 10, 20, 30 или 1/10, 1/20, 1/30. Художественные литые изделия могут быть маркированы дробными числами, где числитель указывает порядковый номер отливки, а знаменатель — общее количество отлитых произведений, например, «3/4» на статуе «Жанна д’Арк» французского скульптора Жана-Батиста Жермена, что означает третий экземпляр из четырех в серии.

Прежде всего, упомянутые ранее марки на вещах, которые были отмечены в процессе их использования, необходимо рассматривать отдельно от предметов, которые были пронумерованы самими владельцами. Порядковый номер часто сопровождается более или менее подробной записью владельца, например, «КАЛЕЖСКОЙ РЕГИСТРАТОРШИ АЛЕКСАНДРИ СКВАЛИДОВОЙ № 1 1845 ГОДА», что было выбито на оловянной тарелке, либо просто маркировать предмет с лицевой или оборотной стороны. Такая маркировка характерна, например, для европейской кухонной утвари или металлической столовой посуды XVII—XIX веков. Пример другого использования номера на предмете описан в мемуарах Сары Бернар, воспитанницы монастыря Гран-Шан в 1850-е годы: актриса вспоминает свой «серебряный прибор и чашку, на которых было указано «№ 32» — это был регистрационный номер самой монастырской пансионерки.

Однако основными цифровыми пометками на произведениях искусства европейской традиции являются даты. В большинстве случаев они представляют собой ценный атрибуционный материал: по предметам с датировкой можно определять аналогичные памятники, реконструировать историческую линию развития жанра, техники и школы. Часто авторы предпочитают указывать дату, а не имя, как это было обычно в XVI—XVII столетиях, например, на мужском портрете Гольбейна из Венской картинной галереи, где указано: «ANNO D(0MI)NI 1541 (A)ETATIS SVAE 28» («В лето Господне 1541 года / в возрасте 28 лет»), четко указывая на дату написания портрета и возраст модели.

Крупные и многочастные произведения прикладного искусства часто маркировались датами с точностью до дня и часа. Точная дата может иметь различное значение, связанное, например, с началом или окончанием работы, событием в жизни владельца и так далее. Например, стеклярусная вышивка с видом села Попова, отмеченная датой «1792 ГОДУ. МАРТА. 21. ДНЯ», несмотря на то что деревья над рекой изображены с летней листвой, а наличие двойного герба на панно может указывать на свадьбу владельцев, что, однако, не могло состояться в этот мартовский день во время Великого поста.

Рассматривая разнообразные надписи на предметах, мы уже встречались с сокращениями и аббревиатурами. Когда определяешь жанр и характер текста, соотносишь его с типом и назначением предмета, многие из таких сокращений можно быстро разгадать. Например, латинское «DM» указывает на погребальное посвящение урны или плиты — «DIIS MANIBUS», что означает «богам Маннам». Русское «ЦМ» на клейме московского оловянника XVIII века свидетельствует о его статусе как цехового мастера. Литеры «ХВ» на фарфоровом пасхальном яйце сообщают о светлой пасхальной заутрени — «Христос Воскресе!»

Однако многие аббревиатуры далеки от простоты в расшифровке. Загадочные тексты, слова и буквы на многих аллегорических композициях от древности до Нового времени до сих пор не разгаданы полностью, исследователи собирают убедительные версии. Эрвин Панофски предложил интерпретацию гравюры Дюрера «Четыре ведьмы», основываясь на аббревиатуре «O.G.H.» на яблоке, которую он понял как «Odium generis humani» — «Ужас рода человеческого».

На кусках ткани, на картонных изделиях, на старинной посуде и упаковке часто можно встретить странные сочетания букв, которые ставят в тупик владельцев, хранителей и исследователей. Мемуарист из купеческой среды Москвы утверждает, что «во всех магазинах и лавках имеются свои особые метки, которыми размечают товар. Для этого купец выбирает какое-нибудь слово, имеющее десять разных букв, например, «Мельникова; с помощью этих (123456789 0) букв он пишет единицы, десятки, сотни и тысячи». В таких случаях текст не является аббревиатурой, а скорее тайнописью — зашифрованной надписью. Простейший способ разгадать такие тексты — использовать французскую систему: читать четные и нечетные буквы последовательно. Например, 13 букв на анонимном женском портрете из коллекции Музея В.А.Тропинина — «J.J.U.S.S.A.T.B.I.E.N.Y.E.» — помогли установить имя и датировку произведения. Пенсионер Петербургской Академии художеств И.Я.Пескорский изобразил профиль жены знаменитого парижского миниатюриста Жюстины Изабе, и это можно подтвердить сравнением с героиней «Автопортрета с женой» Ж.-Б.Изабе, 1800 года. Таким образом, работа могла быть создана русским художником во Франции в 1779 году или в начале 1780-х годов, возможно, копирована с оригинальной миниатюры мастера.

Зашифровать надпись на предмете можно использованием "языка цветов" или драгоценных камней, как в случае украшений «REGARD», составленных из двух рубинов, изумруда, граната, аметиста и бриллианта, чьи первые буквы французских названий камней образуют слово «Взгляд». Любые условные знаки могут заменять буквы, что делает понимание такого послания значительно сложнее без правильного ключа. В начале XX века русский масон Алексей Яковлевич Ильин представил для будущих поколений один из вариантов такого тайнописания — "литеры ордена Вольных Каменщиков", напоминающие древнееврейский алфавит.

В начале статьи было упомянуто о знаменитой криптограмме «крошечных танцующих человечков», которую логически расшифровал Шерлок Холмс. Однако эти танцующие человечки несут не только смысл в виде знаков, но и через свои изображения передают образы — они становятся особым каналом коммуникации между нами и миром объектов, заслуживающим детального изучения.

Предметы с надписями являются прекрасным объектом коллекционирования: их множество доступно на каждом аукционе и в антикварных салонах, где можно найти старинные вещи с подходящими надписями как по вкусу, так и по карману. Текстуальные элементы на различных предметах разнообразны по материалам, типам и жанрам, и их комбинации могут формировать удивительные и эффектные инсталляции. Такие исторические артефакты особенно информативны, ярко свидетельствуя о времени, в котором были созданы.