Особую категорию составляли спортивные танцы и танцы с элементами цирковой акробатики или гимнастики, а также постановки с персонажами комедии дель арте (Жильбер, Роланд Пари).
«Танцевальная скульптура» запечатлела «коронные» номера звезд европейских кабаре: знаменитый парижский «Казачок» Чипаруса, немецкий «Танец бабочек» О. Портцеля, яркая полихромная «Пойманная птица» И. Лоренцля и «Танец с шарфом» Ле Фаге, Прайсса и Лоренцля. Особенно запоминаются бронзовые изящные «обнаженные» фигуры с резко запрокинутыми назад головами.
Австрийская фирма Ф. Гольдшайдера была под сильным влиянием американских мюзиклов «Давайте потанцуем», «Цилиндр» и кино с участием Долорес дель Рио, сестер Долли из фильма Зигфельда «Причуды» (1925) и фильмов с Рудольфом Валентино. Скульпторы фирмы, такие как И. Лоренцль, Вальтер и Марсель, посещали Париж, наблюдали выступления танцоров в Фоли Бержер и номера Жозефины Бекер, стремясь в полихромной керамике отразить ночной «пламенеющий гламур» поствоенной Европы.
К концу 1920-х годов танцевальная скульптура стала более механистичной и жесткой, чем образной. Эстетика детскости и наивности, характерная для работ ван Донгена, исчезала. Наступила эпоха, в которой салонный стиль преобладал над лиричностью и искренностью. Хореография, отходя от «голоса самой действительности» и чистой радости жизни, обрела прямолинейно-гедонистическое, эклектичное и прикладное звучание.
В середине 1930-х годов многие скульпторы начали покидать танцевальный жанр. Одни отправились в Америку, новую Мекку декоративно-прикладного искусства (например, «Рокфеллер-центр»), другие отказались от образности, а третьи, не видя творческих перспектив, стали сотрудничать с крупными коммерческими фирмами, такими как Веджвуд, Далтон и Джинари.
Обнадеживающим итогом эволюции хореографической скульптуры ар деко стало её адаптация в Советской России. В СССР танцовщик Нижинский, танцовщицы Карсавина, Павлова, Федорова и другие становились особенно популярными в фарфоровой пластике. Это было связано как с интересом Запада к русскому искусству, так и с экспортом русских тем. Однако российские скульпторы глубже прочувствовали суть балетного искусства и новейшие художественные веяния, особенно поиски новых решений цвета и полихромности в скульптуре. Работы таких мастеров, как А. Павлова в «Умирающем лебеде», Т. Карсавина, С. Федорова, В. Нижинский в роли фавна Н. Данько, О. Глебова-Судейкина с «Гением танца», Д. Иванов с Фокиным и Карсавиной в «Жар-птице», являются яркими, выразительными образами своей эпохи.
Советская скульптура, несмотря на своё «декадентское» происхождение, нашла народные источники вдохновения, придав таким произведениям «корневое» содержание, которое было жизнестойким и крайне лиричным. Эти мотивы нашли тонкое и трогательное выражение в скульптуре А. Сотникова, например, в «Танцующем казачке» (1935 год, фарфор), который отличался жизненностью и красотой по сравнению с французским аналогом М. Бурена «Русский танец» (1925 год). Также впечатляют фигурки 1930-х — 1950-х годов, изображающие народные, балетные и национальные танцы, такие как танцующие узбечки, грузинки или туркменки (произведения Н. Данько, О. Мануйловой, Н. Замятиной, К. Поповой, Н. Малышевой, А. Бржезицкой, О. Малышевой, З. Баженовой, П. Кожина и других авторов).
Имперская сущность искусства сталинской эпохи особенно ярко раскрывается в балетных постановках Большого театра 1930-х — 1950-х годов. Эти постановки характеризуются абстрактно-классическими па, «стальным носком» балерин и драматической сюжетной изобразительностью, где резкая динамика нижней части ног контрастировала с крепко фиксированным верхом корпуса и плавным, сдержанным движением рук. Такие образы часто встречались и в скульптуре того времени, например, у О. Лепешинской, Г. Улановой, Т. Вечесловой, М. Семеновой, С. Корене и М. Плисецкой.
Несмотря на изменения акцентов, в русском советском искусстве сохранилась стилистика, общая с европейской. Это выражалось в остроте силуэтов, обтекаемости форм, изломанности поз, резких поворотах головы и изгибах рук, а также в интересе к цвету. Эти черты продолжали отличать советскую пластику до середины 1950-х годов, что позволяет рассматривать отечественное искусство как своего рода «заповедник ар деко» на фоне модернистской однозначности по ту сторону «железного занавеса».